***
Скажу не ради похвальбы,
Что лез на дерево судьбы
По хрупким веткам, как по вантам,
На той земле, что знала Канта.
То дерево я пользы для
Срубил на мачту корабля
И, как матрос вперёдсмортящий,
Увидел: ищущий обрящет!
И предо мной открылся вид
На город наш, издревле славный,
И он стихами говорит
Как равный с равными о равных.
РАЗЛУКА
Влача разлуку глухо,
земля всё так же вертится.
Я приложил к ней ухо
и слышу твоё сердце.
Но далеко-далёко
оно стучит, как надо,
из Владивостока
до Калининграда.
А между нами семь часов,
семь чётких поясов,
семь бед,
семь птичьих голосов,
семьдесят семь лесов.
Мне срочно надо разгадать,
о чём поют дрозды,
о чём мечтают города,
о чём шумят дожди,
куда за горизонт, за луг
проносится гроза?
Я верю в колдовство разлук,
в твои глаза.
НА КУРШСКОЙ КОСЕ
Брожу меж сосен в одиночку,
как раньше в жизни не бродил,
и только пушкинскую сточку
твержу: «Октябрь уж наступил...»
Брожу без знаков препинаний:
безоблачный приют для дум.
И тишину моих блужданий
сопровождает сосен шум.
Как сосны высоко воздеты –
считают вёрсты до небес!
Мои бродячие сюжеты:
и дюны, и залив, и лес.
Рыбак, лесник да орнитолог
на перекрестье трёх дорог
сойдутся,
но совсем не долог
их о погоде диалог,
что близится циклон опасный
с дождём и снегом пополам.
А дни – раскованны и ясны –
как письма Пушкина к друзьям.
МЕЩАНЕ
От чутких домоуправлений,
И захмелевшие мещане предупредительных услуг,
- Настало время отправлений,
без важных званий и заслуг,
без ваших дочек, прущих в жёны,
без огородного коня,
К чему быть скарбом нагружённым!
Он лишним будет для меня.
Мне ни прощенья, ни прощанья -
долой изменчивый уют!
в меня застенчиво плюют.
***
Вода соленая морская…
Подчас характер её крут..
Она – и храм, и мастерская.
И эту воду, рассекая,
стихией люди нарекут!
Когда войду я в этот храм,
то сброшу вмиг с души обузу,
раскроются фантазий шлюзы
в стихах моих, сродни морям.
Я с палубы, не с парапета,
в просторы моря окунусь
и, словно Янус, оглянусь
на все четыре части света!
КУДА УХОДЯТ КОРАБЛИ
Я никому бы не поверил,
что моря больше, чем земли,
покуда лично не проверил,
куда уходят корабли.
Но между строк прочтя в Гомере,
что Одиссей был одессит,
я к морю,
словно к высшей мере,
приговорён
и морем сыт.
Случилось сильное волненье –
двенадцать балов!
С этих пор
и приведён был в исполненье
мне вынесенный приговор.
А палуба была мне домом,
моей землёй,
моей судьбой.
Но иногда ямайским ромом
меня снабжал морской прибой.
Один глоток его,
к примеру,
поможет –
якоря поднять,
второй – взять курс,
а третий, в меру,
Гомера правильно понять.
… Ни водоросли, ни рыбы,
ни корабли, ни облака
и дня прожить-то не смогли бы
без Моря и без Рыбака.
Я никому бы не поверил,
что моря больше,
чем земли,
покуда лично не проверил,
куда уходят корабли.
ДВЕ ФОТОГРАФИИ
Детское фото: на белом коне
выгляжу диким и пошлым,
мальчик-кентавр в огромной стране
с непредсказуемым прошлым.
Много воды утекло с этих пор.
Ноковый на бом-брам-рее
парусника пожираю простор,
но на полвека старее.
Много пришлось перевидеть всего:
флаги содружеств и мафий.
Не от мира сего, но от моря сего!
…Жизнь между двух фотографий.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЗЕМНОГО ШАРА...
Гр. Петникову
Председатель земного шара —
всех его морей и держав
попросил картуз подержать.
Спичка вспыхнула, задрожала,
озаряя лицо председателя:
шрамы, стимулы, тормоза
и глядящие наблюдательно
председательские глаза.
Был он бодрым, а стал — небодрым.
Был он гордым, а стал он — добрым.
И — не править ему, не карать,
только тихий архив разбирать.
А претензии на властительство
миром,
шаром этим земным,
превратились давно в попустительство
малым хлопотам очередным.
Постояли. Он попрощался.
Даже поцеловался со мной.
А под нами тихо вращался
не возглавленный им
шар земной.
НА СМЕРТЬ АСЕЕВА
Асеев уходит черным дымом,
а был веселым, светлым дымком,
и только после стал нелюдимым,
серым от седины
стариком.
Асеев уходит черной копотью.
Теперь он просто дым без огня.
И словно слышится: «Дальше топайте.
Только, пожалуйста, без меня».
И мы отъезжаем от этого здания,
где каждый метр посвящен судьбе,
готовые выполнить любое задание,
которое лично даем себе.
ПАМЯТНИК 1200
Я не считаюсь местным старожилом.
Но, чтоб понять своих ошибок суть,
я прихожу на братские могилы,
как на товарищеский суд.
Я не погиб,
я вместе с ними не был,
не грелся у походного костра.
А над могилами склонялось небо,
как будто милосердная сестра,
а над могилами всходило солнце,
и по окопам,
где лежал их путь,
мы провели газопровод особый,
чтобы огнем их Вечным помянуть.
Крылаты камни в отблеске огня…
Лежат в строю безмолвно тыща двести
и не кричат о славе и о мести.
Они с надеждой смотрят на меня.
|