Крандиевская (Крандиевская-Толстая) Наталья Васильевна (1888-1963)


     Русская поэтесса Серебряного века. Родилась в Москве. Дочь издателя В.А. Крандиевского и писательницы А.Р. Тарховой-Крандиевской; сестра скульптора Н.В. Крандиевской. Писать стихи начала с восьми лет, а печатать - с 1901 года. Занималась живописью в студии Е.Н. Званцевой. Как поэтесса стояла вне поэтических направлений и групп Серебряного века, продолжая классическую традицию. Поэзии Н. Крандиевской свойственна философская углубленность. Скупыми словами ей удается передать тончайшие движения женской души. При жизни поэтессы вышло три сборника её стихотворений – один из них в Москве – "Стихотворения" (1913), один в Одессе - "Стихотворения" (1919) и один в Берлине - "От Лукавого" (1922).
      В 1914 году Наталья Крандиевская вышла замуж за писателя Алексея Толстого. Некоторое время супруги жили в эмиграции, затем вернулись в СССР. Кстати, Алексей Толстой признавал, что Наталья Крандиевская является прототипом одновременно и Кати, и Даши в его "Хождении по мукам". В 1935 г. Н. Крандиевскя и А. Толстой расстались.
      В годы Великой Отечественной войны Н. Крандиевская оставалась в Ленинграде, пережила блокаду. Стихи, написанные ею в эти страшные годы, она объединила в поэтический сборник "В осаде".
      К великому сожалению, как поэтесса Н. Крандиевская оказалась в Советском Союзе не востребована, вынуждена была до конца своих дней писать "в стол". Ей было суждено умереть в литературной безвестности - 17 сентября 1963 года. Лишь через 22 года после её смерти в издательстве "Художественная литература" вышел наиболее полный сборник её стихов - "Дорога". Посмертно были изданы и воспоминания Н. Крандиевской о культурной жизни России Серебряного века, а также ряд книг для детей.
      Наталья Крандиевская похоронена в Санкт-Петербурге на Серафимовском кладбище (участок 39).


Cтихотворение Натальи Крандиевской

                                   
                     ***

Когда архангела труба
Из гроба нас подымет пением,
Одна нас поведет судьба
По расцветающим селениям. 
И там, на берегах реки,
Где рай цветет нам уготованный,
Не выпущу твоей руки,
Когда-то на земле целованной. 
Мы сядем рядом, в стороне
От серафимов, от прославленных,
И будем помнить о земле,
О всех следах, на ней оставленных.

                                    1914                      


Могила Натальи Крандиевской


фото Walkeru

фото Walkeru

фото Walkeru



Ещё стихи Натальи Крандиевской


            ***
                               Памяти Скрябина

Начало жизни было – звук,
Спираль во мгле гудела, пела.
Торжественно сужая круг,
Пока ядро не затвердело.
И всё оцепенело вдруг.
Но в жилах недр, в глубинах тела
Звук воплотился в сердца стук
И в пульс, и в ритм вселенной целой.
И стала сердцевиной твердь,
Цветуще, грубой плотью звука.
И стала музыка порукой
Того, что мы вернемся в смерть.
Что нас умчат спирали звенья
Обратно в звук, в развоплощенье.

                             1916-1955


      МАМЕ МОЕЙ

Сердцу каждому внятен
Смертный зов в октябре.
Без просвета, без пятен
Небо в белой коре.
Стынет зябкое поле,
И ни ветер, ни дождь
Не спугнут уже боле
Вороньё голых рощ.
Но не страшно, не больно…
Целый день средь дорог
Так протяжно и вольно
Смерть трубит в белый рог.

                     1913



         ***

Я во сне отца спросила:
Не тесна ль тебе могила? 
Ты, меня опередивший,
Как там, что там? Расскажи!
Мир живущих с миром живших
На минутку увяжи.
Ты молчишь недоуменно,
Ты поверх меня глядишь,
И становится мгновенно
Очень страшной эта тишь.

                        1958


         ***

Сыплет звёзды август холодеющий,
Небеса студёны, ночи - сини.
Лунный пламень, млеющий, негреющий,
Проплывает облаком в пустыне. 
О, моя любовь незавершённая,
В сердце холодеющая нежность!
Для кого душа моя зажжённая
Падает звездою в безнадежность?

                        Около 1914


           ***

Над дымным храпом рысака
Вздымает ветер облака. 
В глухую ночь, в туманы, в снег
Уносят сани лёгкий бег.
Ни шевельнуться, ни вздохнуть -
Холодный воздух режет грудь. 
Во мраке дачи и сады,
И запах снега и воды.
О, пожалей, остановись,
Уйми коней лихую рысь! 
Но тверже за спиной рука,
Всё громче посвист ямщика,
Всё безнадежней, всё нежней
Звенят бубенчики коней, -
И сумасшедшая луна
В глазах твоих отражена.

                         1915



           ***

Не окрылить крылом плеча мне правого,
Когда на левом волочу грехи.
О, Господи, - я знаю, от лукавого
И голод мой, и жажда, и стихи.
Не ангелом-хранителем хранима я, -
Мечта-кликуша за руку ведёт,
И купина твоя неопалимая
Не для меня пылает и цветёт.
Кто говорил об упоенье вымысла?
Благословлял поэзии дары?
Ах, ни одна душа ещё не вынесла
Бесследно этой дьявольской игры!

                               1921



       В СТАРОЙ МОСКВЕ

                      Памяти Е.М. Лопатиной

В гостиной беседа за чайною чашкой.
В углах уже тени, а в окнах – закат.
И кружатся галки над Сивцевым Вражком,
И март, и капель, и к вечерне звонят.
Давно карандашик ментоловый водит
Хозяйка над бровью, скрывая мигрень.
Но вот и последняя гостья уходит,
Кончается долгий и суетный день.
И в доме тогда зажигаются свечи,
А их на стене повторяет трюмо.
Платок оренбургский накинув на плечи,
Она перечитывает письмо.
Письмо о разрыве, о близкой разлуке.
«Ты слишком умна, чтоб меня осудить…»
Почти незаметно дрожат её руки.
Две просьбы в конце: позабыть и простить. 
Свеча оплывает шафрановым воском,
И, верно, страдание так молодит,
Что женщина кажется снова подростком,
Когда на свечу неподвижно гладит.

                                Около 1940


            ***

                Памяти Марины Цветаевой

Писем связка, стихи да сухие цветы -
Вот и всё, что наследуют внуки.
Вот и всё, что оставила, гордая, ты
После бурь вдохновений и муки.
А ведь жизнь на заре, как густое вино,
Закипала языческой пеной!
И луна, и жасмины врывались в окно
С лёгкокрылой мазуркой Шопена.
Были быстры шаги, и движенья легки,
И слова нетерпеньем согреты.
И сверкали на сгибе девичьей руки,
По-цыгански звенели браслеты!
О, надменная юность! Ты зрела в бреду
Колдовских бормотаний поэта.
Ты стихами клялась: исповедую, жду! -
И ждала незакатного света.
А уж тучи свивали гроз?вый венок
Над твоей головой обречённой.
Жизнь, как пес шелудивый, скулила у ног,
Выла в небо о гибели чёрной.
И Елабугой кончилась эта земля,
Что бескрайние дали простерла,
И всё та же российская сжала петля
Сладкозвучной поэзии горло.

                             1941



    ИЗ ЦИКЛА "В КУХНЕ"

В кухне крыса пляшет с голоду,
В темноте гремит кастрюлями.
Не спугнуть её ни холодом,
Ни холерою, ни пулями. 
Что беснуешься ты, старая?
Здесь и корки не доищешься,
Здесь давно уж злою карою,
Сновиденьем стала пища вся. 
Иль со мною подружилась ты
И в промерзшем этом здании
Ждёшь спасения, как милости,
Там, где теплится дыхание? 
Поздно, друг мой, догадалась я!
И верна и невиновна ты.
Только двое нас осталося -
Сторожить пустые комнаты.

                          1941


     НОЧЬЮ НА КРЫШЕ

В небе авиаигрушки,
Ни покоя им, ни сна.
Ночь в прожекторах ясна.
Поэтической старушкой
Бродит по небу луна.
И кого она смущает?
Кто вздыхает ей вослед?
Тесно в небе. Каждый знает,
Что покоя в небе нет.
Истребитель пролетает,
Проклиная лунный свет.
До луны ли в самом деле,
Если летчику глаза
И внимание в обстреле
От живой отводит цели
Лунной влаги бирюза?
Что же бродишь, как бывало,
И качаешь опахало
Старых бредней над землёй?
Чаровница, ты устала,
Ты помехой в небе стала, -
Не пора ли на покой?

                    1942


          ***

Смерти злой бубенец
Зазвенел у двери.
Неужели конец?
Не хочу, не верю! 
Сложат, пятки вперёд,
К санкам привяжут.
- Всем придет свой черёд, -
Прохожие скажут. 
Не легко проволочь
По льду, по ухабам.
Рыть совсем уж невмочь
От холода слабым.
Отдохни, мой сынок,
Сядь на холмик с лопатой.
Съешь мой смертный паек,
За два дня вперед взятый.

                       1942



            ***

По радио дали тревоги отбой.
Пропел о покое знакомый гобой.
Окно раскрываю и ветер влетает,
И музыка с ветром. И я узнаю
Тебя, многострунную бурю твою,
Чайковского стон лебединый, - шестая,
По-русски простая, по-русски святая,
Как Родины голос, не смолкший в бою.

                                  1943


          ***
               Памяти А.Н. Толстого, 
               скончавшегося 22 февраля 1945 года

Давность ли тысячелетий,
Давность ли жизни одной
Призваны запечатлеть им, -
Всё засосет глубиной,
Всё зацветет тишиной.
Всё сохранится, что было.
Прошлого мир недвижим.
Сколько бы жизнь не мудрила, 
Смерть тебя вновь возвратила
Вновь молодым и моим.

                      1945-1946
 

       ***
                  Т.Б. Лозинской

Кл?нятся травы ко сну,
Стелется в поле дымок.
Ветер качает сосну
На перекрестке дорог. 
Ворон летит в темноту,
Еле колышет крылом, -
Дремлет уже на лету…
Где же ночлег мой и дом?
Буду идти до утра,
Ноги привыкли идти.
Ни огонька, ни костра
Нет у меня на пути.

                   1948



         ЭПИТАФИЯ

Уходят люди и приходят люди.
три вечных слова: БЫЛО, ЕСТЬ и БУДЕТ
Не замыкая, повторяют круг.
Венок любви, и радости, и муки
Подхватят снова молодые руки,
Когда его мы выроним из рук.
Да будет он и легкий, и цветущий,
Для новой жизни, нам вослед идущей,
Благоухать всей прелестью земной,
Как нам благоухал! Не бойтесь повторенья:
И смерти таинство, и таинство рожденья
Благословенны вечной новизной.

                                  1954


               ***

Когда других я принимала за него,
Когда  в других его, единого, искала, -
Он, в двух шагах от сердца моего,
Прошел неузнанный, и я о том – не знала!

                                   1954


         В ГРАНАТНОМ ПЕРЕУЛКЕ

                 I

В небе веточка, нависая,
Разрезает луны овал.
Эту лиственницу Хокусайя
Синей тушью нарисовал.
Здравствуй, деревце-собеседник,
Сторож девичьего окна,
Вдохновений моих наследник,
Нерассказанная весна! 
В эту встречу трудно поверить,
Глажу снова шершавый ствол.
Рыбой, выброшенной на берег,
Юность бьется о мой подол...

                       10 октября 1943
 
               II 

Тот же месяц, изогнутый тонко,
Над московскою крышей блестит.
Та же лиственница-японка
У балконных дверей шелестит. 
Но давно уж моим не зовётся
Этот сад и покинутый дом.
Что же сердце так бешено бьётся,
Словно ищет спасенья в былом?
Если б даже весна воскресила
Топором изувеченный сад,
Если б дней центробежная сила
Повернула движенье назад, -
В этом царстве пустых антресолей
Я следа всё равно б не нашла
От девичьих моих своеволий,
Постояла - и прочь пошла!
                     
                      15 октября 1943 
 
            III

                       Сестре
Когда-то, в юные года,
Далёкою весною,
Похоронили мы дрозда
В саду, под бузиною.
И кукол усадив рядком
За столик камышовый,
Поминки справили потом
И ели клей вишнёвый.
А через много, много лет
Пришли с сестрой туда же
Взглянуть на сад, а сада нет,
Следа не видно даже 
Многоэтажная гора
Окон на небоскрёбе.
- Пойдем, — сказала мне сестра, -
Мы здесь чужие обе. 
А я стою и глупых слез
Ни от кого не прячу.
Хороший был, весёлый дрозд, -
Вот почему я плачу.
             
                        1954




               ***

Веселый спектр солнца, буйство света,
Многоцветенье красок и огней, -
Померкло всё и растворилось где-то,
В бесформенном скоплении теней.
Густеет мгла и зреет тишина, -
Всё служит моему сосредоточью.
И, древнему обычаю верна,
Сова Минервы вылетает ночью.

                              1957


         ***

Поди попробуй придерись!
Здесь я сама себе хозяин,
Здесь узаконен, не случаен,
Оправдан каждый мой каприз. 
Словами властвую. Хочу -
В полёт их к солнцу посылаю.
Хочу — верну с пути, и знаю,
Что с ними всё мне по плечу.
Туда забрасываю сети,
Где заводи волшебных рыб,
Где оценить улов могли б
Одни поэты лишь да дети.

                       1959


          ***

Что же такое мне снилось?
Вспомнить никак не могу.
Словно плыву я, словно простилась
С чем-то на том берегу.
С чем-то единым, неповторимым
Больше нигде, никогда...
И только осталось
То, с чего начиналось:
Ветер. Туман. Вода.

                         1958


              ***

Где-то там, вероятно, в пределах иных
Мёртвых больше, чем нас, живых,
И от них никуда не уйти.
Всё равно, будем мы во плоти
Или станем тенями без плоти,
Но живущим и жившим - нам всем по пути,
И мы все на едином учёте. 
И цари, и плебеи, и триумвират,
И полки безымянно погибших солдат,
И Гомер, и Пракситель, и старец Сократ -
Все посмертно в единый становятся ряд. 
Рядом тени-пигмеи и тени-громады,
Величавые тени героев Эллады,
Сохраняющие в веках
Не один только пепел и прах,
Но и мудрость, и мрамор, и стих Илиады.

                                      1961

       Стихотворения Н.В. Крандиевской взяты из сборника "Розовый венок" (СПб, изд-во «Лицей», 1992). Стихотворение "Маме моей" - из антологии "Сто поэтесс Серебряного века" (СПб, "Медуза" и "АДИА-М", 1996), а также с сайта  http://krandievskaya.narod.ru/Krandievskaya.htm#vmoskve
       Материал подготовил Алексей1 (Биографическая справка переработана Д.).        Фотографии могилы предоставил WALKERU


На Главную страницу О сайте Сайт разыскивает
Ссылки на сайты близкой тематики e-mail Книга отзывов


                              Страница создана 18 июля 2015 г.      (203)