ЭВРИДИКА
Обо мне будет дождь шелестеть,
обо мне словарей твоих шорох,
обо мне на заштопанных шторах
затрубила вечерняя медь.
Обо мне эти клёны в окне,
эта синяя птица-синица.
Ты дождёшься, когда обо мне
тебе сон пограничный приснится.
Что за мука - ни звука, ни зги,
ни улыбки - над бездною лика!
Оглянись же, нагнись, - Эвридика
там, внизу, привстаёт на носки.
Что за невидаль - с мёртвыми врозь.
Ну ни сами ль во всём виноваты!
Наутёк бы - да ноги из ваты...
В крайнем случае, с лестницы сбрось.
Но чтоб заживо... Всё впереди
в твоей маленькой вечности птичьей.
"Эвридика моя, Эвриди..."
Я, конечно, твоя, - а вот ты чей?..
СКЛАДЕНЬ
Понимаю, что плоть - обуза
и пристанище всяких бед.
Но с тарелки кусок арбуза
захохочет - зальюсь в ответ!
А когда расстаёмся на день,
и я вдруг становлюсь седой, -
то как будто ломаем складень
на двоих - и на Дух Святой...
***
А ты еще будешь меня вспоминать.
Как шелк была, правда? — а травку
тебе что ни лето сминать да сминать,
с того и душа — на поправку.
Была как известка бела, поплыла,
когда ты сказал, уезжая,
что зря я венок васильковый сплела,
нас аура губит чужая.
Еще ты прижмешься к известке щекой,
и тоже ослабнут коленки.
А правда, не я отнимала покой,
не я тебя ставила к стенке?
В той беленькой церкви полно прихожан,
родные и теплые лица.
Домой из разведанных топая стран,
еще ты зайдешь помолиться.
И всем предсказаньям, всем снам вопреки
меня, свой потопленный Китеж,
за каждым крутым поворотом реки
чем дальше — тем ближе увидишь...
ПРИРУЧЕНИЕ
В ответе за всех, кого приручил...
Экзюпери
Это ты добываешь вручную
мою душу - лесную, речную,
всю - в стрекозах на мокрых плечах,
всю - в просветах, пробелах, промашках,
всю - в разгаданных кем-то ромашках,
всю - в громадных своих мелочах.
У неё вот такие глазищи,
и не много ей надобно пищи,
чтоб со скорбью срастись мировой.
А ты кормишь её пирогами:
моешь руки, разводишь руками,
удивляешься, видишь впервой.
Приручил, прикарманил, присвоил.
Сам того же, наверное, стоил.
Но тебе я не больше, чем друг.
Это ты добываешь вручную
мою душу - лесную, речную, -
а я чашки роняю из рук.
***
Снова осень — ни капли медового лета Господнего!
Видно, много в душе моей злой завелось преисподнего.
Из обиды, унынья, из всего, что и вправду случалось со мной, —
только сетку паучью и вить, а не шарф кружевной.
Даже осень не вымолвит — здравствуй! — ладонь пятипалая
под ногами вспылит мне в лицо — точно золушка, с бала я...
— Ну и скатертью вам! — покраснев от стыда и пощечины,
крикну поезду вслед со своей невезучей обочины.
...даже если крушенье у поезда — там, впереди,
даже если шепнет мне Господь: — Ты их предупреди...
***
Под перламутровыми тучами
себе мы кажемся летучими,
звеним овсяным серебром.
А пахнет первым сентябрем.
И пахнет преющим игольником.
Паук по воздуху снует.
И каждый робким-робким школьником
себя в любви осознает.
До старости, до бледной немочи
все второгодники да неучи,
азы бы только повторять
да пальчиком бы по букварику —
как с лодки в чистую Москва-реку
в Тучкове с головой нырять!
***
На подоконнике легкий, прозрачный букет:
три колоска в нем, ромашка, мышиный горошек...
Баранок простых, к чаепитью под вечер, пакет
надорвался, просыпав для птиц всего несколько крошек.
Удивляет во всем глазомер Его строгий и вкус:
никому ни поблажки и впрок — ни орешка за щеку.
Ровно столько всего, чтоб проснуться — и в путь, без обуз, —
а соседу, на цыпочки встав, не подглядывать в щелку.
Мой прозрачный букет не из мертвых тюльпанов и роз, —
а зато граммофончики в нем не зевают — весь день распевают!
И тот клен, что до банки с водой наконец-то дорос, —
сунет носик в нее: вот те раз, и у них выпивают!
Хоть вода из-под крана не ключ, не родник на Пахре, —
а зато наша комнатка всласть в облаках повитает!
Мы теперь в своей детской, последней и первой, поре,
когда аленький цветик цветет себе — не отцветает.
Ни в какую лесную за ним не потащимся дебрь.
Горит свечка пред Боженькой — ни лепестка не уронит.
И не вломится вор с топором в незакрытую дверь,
а войдет с топором — не боящихся смерти не тронет.
Мой букет на окне — вот и все, что мне принадлежит.
За день солнце стяжав, он и ночью прозрачен и светел.
Чем темней небосклон, тем он ярче звездами расшит —
и моими цветами, которых ты днем не заметил...
***
Не беда, что кофе ячменный,
а беда, что на лицах тень.
Звякнул денежкою разменной
наконец-то наставший день.
Сквозь тебя, как вода сквозь пальцы,
я прошла с пересохшим ртом.
Друг сквозь друга прошли, скитальцы,-
на чужбине искать свой дом...
***
На задворках белокаменного храма
огородный воробейчатый уют.
Здесь лучи полуденные не в глаза, не прямо
бьют, а, как воробушки, крошки клюют.
Посижу подумаю: а мало ль дадено?
Любовь-то безответная теплится века...
Вон сытые воробушки, только я, жадина,
не пойму, в чем смысл Божьего пайка.
Посижу подумаю: куда девается
сине-зеленое из влюбленных глаз?
И какая на развалинах стройка затевается,
и какой толщины кирпичики меж нас...
Ах, синее, зеленое никуда не денется! —
забежит за тучку, за муромский лесок...
Привстает на цыпочки мое растеньице —
в соломенных ресничках глазок-колосок.
За глухую крепостную зубастую стену,
за свою матерчатую, кукольную плоть
загляну, как нитку в иголку вдену:
так светло, что не больно пальчик уколоть!
Посижу подумаю: мое ты солнышко!
Солнышко-ведрышко, завтрашний денек.
...наклоняли ведрышко, не видали донышка.
...как завтрашний денек
по усам потек.
МУЗЕй В ГРЕШНЕВЕ
Памяти М. Дудина
Грешнево, ты ли греховно?
Кто только не наплетет...
Пряжу небесного овна
солнечный дождик прядет.
Где-то за липами, в школе,
птичьи журчат голоса.
Льна синеокое поле —
или уже небеса?
Все окоемы и травы —
в шелк, в непрерывную нить.
Предков, в чем были не правы,
будет кому обвинить.
Прялка устала от пряжи.
Пряха, лучину зажги!
С каждой пушинкою краше
волн травяных гребешки.
Хочешь — гуляй по полянам,
хочешь — на прялку глазей.
Пахнет грибами, чуланом
провинциальный музей.
И ничего так не жалко,
как — в уголке у окна
скалится мертвая прялка
в космах линялого льна.
Сядет в гнездо аистиха.
Едет с княгинею князь.
Рвется не пряжа, а тихо
рвется всемирная связь.
Впав в беспробудную спячку,
врозь по углам заживем,
мертвую пряжу, как жвачку,
прялкиным ртом зажуем...
***
Ты отдых мой, тепло по коже.
На шалость детскую с огнем
так не похоже! — а похоже
на ситный дождик за окном.
Вот из чего наш хлебец сытный,
не тот, который съел — и нет.
В любви я пассажир транзитный -
в иное у меня билет.
И у тебя билет — в иное.
Нам больше нечего делить.
Нам только бы тепло земное
мгновенье перед сном продлить...
|
